Ударение в слове эллинской

Вспомнила то недавнее, но такое далекое время, когда она одурачила капитана, заставив его поверить, что это особый род э́ллинской кошки. — Луи де Берньер, Мандолина капитана Корелли

Вокруг его вдруг образовалось их целое созвездие: Дельвиг, поэт-сибарит, который нежился всяким звуком своей почти э́ллинской лиры и, не выпивая залпом всего напитка поэзии, глотал его по капле, как знаток вин, присматриваясь к цвету и обоняя самый запах; Козлов, гармонический поэт, от которого раздались какие-то дотоле не слышанные, музыкально-сердечные звуки; Баратынский, строгий и сумрачный поэт, который показал так рано самобытное стремление мыслей к миру внутреннему и стал уже заботиться о материальной отделке их, тогда как они еще не вызрели в нем самом; темный и неразвившийся, стал себя выказывать людям и сделался чрез то для всех чужим и никому не близким. — Николай Гоголь, Духовная проза

Участь «Одиссеи» странна: в Европе ее не оценили; виной этого отчасти недостаток перевода, который бы передавал художественно великолепнейшее произведение древности, отчасти недостаток языка, в такой степени богатого и полного, на котором отразились бы все бесчисленные, неуловимые красоты как самого Гомера, так и вообще э́ллинской речи; отчасти же недостаток, наконец, и самого народа, в такой степени одаренного чистотой девственного вкуса, какая потребна для того, чтобы почувствовать Гомера. — Николай Гоголь, Ревизор

Хотя Цессий Лонг не изучал э́ллинской философии и не читал Квинтиллиана и Сенеки, но нюхом простого человека чувствовал, что вокруг него происходят какие–то странные перемены. — Антонин Ладинский, XV легион. Последний путь Владимира Мономаха

— Кстати, — сказал Скилица, — известно ли вам, до чего довел Итал своей э́ллинской проповедью Сервилия? — Антонин Ладинский, XV легион. Последний путь Владимира Мономаха