Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане»[2] между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания – но не духа его – в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, – пусть эти люди уразуме́ют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого.
— Чарльз Диккенс, Посмертные записки Пиквикского клуба
Когда же люди уразуме́ют истину?!
— Чудо Рождественской ночи
Но оставалась надежда: в Новгороде сидят знатные многоопытные мужи: и посадник, и тысяцкий, и бояре именитые, и лучшие старые и молодшие люди… Они всё уразуме́ют, подымут всю Новгородскую землю… Тогда осерчает русский люд, возьмется за мечи, сулицы[261] и топоры, и плохо тогда придется ворвавшимся непрошеным иноземцам.
— Василий Ян, К «последнему морю». Огни на курганах. Юность полководца