Она, простодушная, невинная, выходя, думала как неопытная девочка (при нашем-то воспитании особенно!), что замужем одни только радости, а вместо радостей – стирка запачканного белья, стряпня, обмывание ребенка, – «г-да присяжные, она естественно должна была возненавидеть этого ребенка (кто знает, ведь, может, найдется и такой „защитник“, что начнет чернить ребенка и прии́щет в шестилетней девочке какие-нибудь скверные, ненавистные качества!), – в отчаянную минуту, в аффекте безумия, почти не помня себя, она схватывает эту девочку и… Г-да присяжные, кто бы из вас не сделал того же самого?
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Встретив подобный поступок, она приходит в беспокойство и не успокоивается до тех пор, пока не прии́щет где-нибудь, в подкладке этого поступка, подлеца.
— Федор Достоевский, Дневник писателя
Встретив подобный поступок, она приходит в беспокойство и не успокоивается до тех пор, пока не прии́щет где-нибудь, в подкладке этого поступка, подлеца.
— Федор Достоевский, Записки о русской литературе
Дуня не оставит ее, приютит, посоветует что-нибудь, поможет, придумает, прии́щет какое ни на есть занятие – словом, не вся еще надежда на честную жизнь потеряна для нее и не все же одни Шиммельпфениги обитают на свете!
— Всеволод Крестовский, Петербургские трущобы