Поглощенный этими матримониальными проектами, мистер Доббин с одобрения и согласия миссис Седли, не пожела́вшей обсуждать этот вопрос со своим супругом, отправился на поиски Джона Седли в кофейню «Тапиока», обычное его теперь пристанище в Сити, где с закрытием его собственной конторы, с тех пор как на него обрушилась судьба, бедный разбитый старик ежедневно проводил время, – здесь он писал письма, получал письма, связывал их в какие-то таинственные пачки, которые постоянно торчали из карманов его сюртука.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
И вот миссис Иглз стала покровительствовать миссис Родон, пригласила ее погостить в ее собственном доме в Париже, поссорилась с женой посла, не пожела́вшей принимать у себя ее protegee, и делала все, что только во власти женщины, чтобы удержать Бекки на стезе добродетели и сберечь ее доброе имя.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
Была ли то новая прихоть женщины, не ведающей препятствий своим желаниям и пожела́вшей ласк «красивого мальчика», как меня называла Валерия?
— Валерий Брюсов, Моцарт
После полуторагодового безвыходного сидения в подземной тюрьме пешаверцам недавно пришлось на короткий срок выйти в пыточную башню для дачи новых показаний, таких же мутных, как и первые: о какой–то женщине, где–то, кем–то и когда–то обращенной чародейным способом в рабство, о каком–то человеке, не пожелавшем ее выкупить, или, наоборот, о человеке в рабстве и о женщине, не пожела́вшей выкупить, или о них обоих в рабстве… и еще кто–то сотворил чародейство над каким–то старым военачальником, превратив его в персиянку, по имени Шарафат, — словом, в головах у пешаверцев все это перепуталось и они вернулись в подземелье с угрюмым безразличием к дальнейшему, зная с уверенностью только одно — что уже теперь–то, после второго допроса, от плахи им не уйти!
— Леонид Соловьев, Повесть о Ходже Насреддине
Право на исконные земли рыцарей, гроссмейстеров ордена и епископов нужно было доказывать древними грамотами, а буде грамот не окажется, в казну отходили и эти земли… Со времен Иоанна Грозного и Стефана Батория Лифляндия опустошается войной, грамоты наши утеряны, мы не можем доказать исконных прав… Я написал челобитную о злодействах редукционной комиссии и от всего лифляндского рыцарства подал ее шведскому королю… Но добился лишь того, что сенат приговорил меня к отсечению правой руки, написавшей сию челобитную, и к отсечению головы (Паткуль повысил голос, уши его поджались, тонкие губы побелели)… к отсечению головы, не пожела́вшей униженно склониться перед злодеянием… Государь, лифляндское рыцарство разорено.
— Алексей Толстой, Петр Первый