Хотя союзничество с этим человеком погубило его и хотя, будь у него сейчас на руках эта тысяча фунтов, он не стал бы платить долги, а возвратил все деньги Булстроду и предпочел нищету унизительным подозрениям в бесчестности (ибо, вспомним, гордыня была в великой степени ему присуща), все же он не отвернулся бы от пове́ргнутого в прах человека и, оправдывая эту позицию, перенес гнев на других.
— Джордж Элиот, Миддлмарч
Китайца в «Opium et champagnê»[60] ничего не значит представить, но есть ли возможность, чтоб я хорошо сыграл индейского брамина, пове́ргнутого в глубокое отчаяние оттого, что он нечаянно зацепился за парию, или боярина XVII столетия, который в припадке аристократического местничества, из point d’honneur, валяется под столом, а его оттуда тащат за ноги.
— Александр Герцен, Кто виноват?