Тогда трое примкнули к процессии и вскоре очутились перед сверкающей золотом риз и блеском драгоценных камней иконой: Ниг поцеловал ризы, Гни, наклонившись к лику, ловко вы́кусил самый крупный камень из оправы, а Инг, взглянув на него искоса, громко сказал, ударяя себя в грудь; «Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa» [9].
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Тогда трое примкнули к процессии и вскоре очутились перед сверкающей золотом риз и блеском драгоценных камней иконой: Ниг поцеловал ризы, Гни, наклонившись к лику, ловко вы́кусил самый крупный камень из оправы, а Инг, взглянув на него искоса, громко сказал, ударяя себя в грудь; «Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa»[9].
— Сигизмунд Кржижановский, Клуб убийц Букв
Тогда трое примкнули к процессии и вскоре очутились перед сверкающей золотом риз и блеском драгоценных камней иконой: Ниг поцеловал ризы, Гни, наклонившись к лику, ловко вы́кусил самый крупный камень из оправы, а Инг, взглянув на него искоса, громко сказал, ударяя себя в грудь; «Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa» [9].
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
И вы́кусил самый тот сладкий хрящик в суставе.
— Александр Солженицын, Раковый корпус
– Мерси! – мрачно сказал кадет и, вытерев яблоко обшлагом, вы́кусил добрую половину.
— Надежда Тэффи, Ведьма