Хотя дверь моей комнаты была обыкновенной глухой и одностворчатой дверью, но сейчас она производила впечатление вращающейся двери сутолочного щелевого подъезда, по крайней мере, человек, или люди, или нет, человек с портфелем под локтем, никак не мог выпутаться из ее движущейся створы – он проваливался наружу и тотчас же, будто забыв что-то, возвращался внутрь, срывал с себя все, нырял под одеяло и, снова вспомнив, впры́гивал в одежду и исчезал за дверью, чтобы тотчас же появиться вновь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Хотя дверь моей комнаты была обыкновенной глухой и одностворчатой дверью, но сейчас она производила впечатление вращающейся двери сутолочного щелевого подъезда, по крайней мере, человек, или люди, или нет, человек с портфелем под локтем, никак не мог выпутаться из ее движущейся створы – он проваливался наружу и тотчас же, будто забыв что-то, возвращался внутрь, срывал с себя все, нырял под одеяло и, снова вспомнив, впры́гивал в одежду и исчезал за дверью, чтобы тотчас же появиться вновь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Впры́гивал Котофей в кроватку и бережно бархатной лапкой будил спящую Зайку.
— Алексей Ремезов, Сказка серебряного века
Впры́гивал Котофей в кроватку и бережно бархатной лапкой будил спящую Зайку.
— Павел Бажов, Сказки русских писателей