Даже помня его с детства, я был удивлен, как у этого велеречи́вого болвана хватает наглости так со мной разговаривать.
— Чарльз Диккенс, Большие надежды
Эти слова показались мне шуткой, и, не будь она столь тяжеловесной, я решился бы включить ее в эту книгу и вложил бы ее в уста Велеречи́вого Кенджа или мистера Воулса, так как ее, вероятно, придумал либо тот, либо другой.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Каждую субботу Велеречивый Кендж или Гаппи (клерк Велеречи́вого Кенджа) вручает мне пачку шиллингов.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Завязывая шнурки своего мешка с документами, он впился в меня столь памятным мне взглядом хищника, медленно пожирающего добычу, и приоткрыл рот, как бы затем, чтобы проглотить последний кусок своего клиента, а затем поспешил догнать мистера Кенджа, – должно быть, из боязни оторваться от благожелательной сени велеречи́вого столпа юриспруденции – и вот уже его черная, застегнутая на все пуговицы зловещая фигура проскользнула к низкой двери в конце зала.
— Чарльз Диккенс, Холодный дом
Вглядываясь в глаза этого ребенка, который одновременно не-был-мне-сыном и был моим наследником в большей мере, чем могло бы быть любое дитя, рожденное от моей плоти, я находил в его пустых, чистых зеницах второе зерцало смирения, и оно показывало мне, что с этих самых пор роль моя становится второстепенной, как и у всякого никому не нужного, велеречи́вого старца: традиционная роль хранителя воспоминаний о прошлых днях, рассказчика-истории… интересно, подумал я, тиранят ли так же беззащитных взрослых другие бастарды Шивы, рассеянные по всей стране, и вторично предстало перед моим внутренним взором племя устрашающе могучих детишек: они растут, ждут, прислушиваются, предвкушая то время, когда весь мир станет для них игрушкой.
— Салман Рушди, Дети полуночи